Сколько денег должны получить наследники богатых людей и для чего нужны частные музеи? Наконец, на какой стадии выхода из кризиса мы находимся и почему деривативы не станут причиной новой рецессии? Главный редактор журнала SPEAR’S Russia Александр Гафин побеседовал с президентом «Альфа-Банка» Петром Авеном и узнал ответы на эти вопросы.
Россия полна долларовых миллионеров, но довольно часто они держат все деньги в бизнесе. С какой суммы человеку стоит серьезно задуматься о профессиональной помощи по управлению своим состоянием?
Это не только решение одного конкретного человека, важно понимать, насколько структура, в которую он обращается, готова им заниматься. Если у тебя меньше 100 тыс. долларов, с тобой никто не станет работать. Для 500 тыс. или миллиона долларов это реально, но еще не насущно. Что касается денег, которые держат в бизнесе, то это преувеличение. Легенда. Как раз русские охотно прячут заработанное на разных счетах в далеких странах, а не вкладывают в развитие собственных компаний. Более того, подстраховку они начинают создавать уже с момента получения первых серьезных сумм. Другое дело, они не отдают их в управление частным банкирам, а кладут туда, где этих денег совсем не будет видно. Так произошло уже в 1990-е, какая-то часть свежеполученных миллионов уходила на создание «подушки безопасности».
А где грань между обычным private banking и семейным офисом? Когда его нужно создавать?
Наши с тобой общие друзья жалуются на то, что им приходится тратить много времени на присмотр за своими яхтами и самолетами. Большинство делают это сами, никому не доверяя. Ну и что? 20 лет назад и private banking не являлся в России серьезной темой. А family office сможет ею стать, когда наше поколение полностью отойдет от дел.
Уже при первом вхождении на территорию private banking клиенту неплохо было бы иметь способность понимать происходящее. Но знаний и нужного опыта хватает не всем, а отговорка «доверьтесь профессионалам» тоже действует не на каждого. Что, на твой взгляд, имеет здесь фундаментальное значение: проверка правильности исполнения предписаний, стремление всегда иметь консолидированный отчет?
Очень индивидуальный вопрос. Да, действительно, есть люди, которые проверяют все свои счета и входят в эту тему очень глубоко. У меня был товарищ, который, увидев, что я пролистал отчет одного западного банка о том, как они управляют моими деньгами, и выкинул его в урну, назвал меня идиотом. Швейцарцы, по его словам, «такое ворье, за управление обязательно с миллиона тысячу долларов заныкают». Он до сих пор проверяет все до последней запятой. Как обращаются с его активами, какие комиссии и за что с него берут. А существуют люди, которые вообще на это не смотрят. Думаю, правильный подход находится где-то посередине. Надо более-менее представлять основные принципы того, как управляют вашими деньгами, но необходимо установить себе границу погружения в этот вопрос. Нырять с головой не стоит. Иначе вам не нужен private banking, делайте все самостоятельно. Тем, кто занимается этими вещами в нашем банке, я всегда даю совет предлагать клиенту три-четыре понятные стратегии. Условно говоря, консервативная, сбалансированная, рискованная и совсем рискованная. Их нужно описать в простых терминах, а перегружать человека трудноусвояемой информацией вредно для бизнеса и, как правило, бесполезно для самого человека. Мне кажется, что неправильно давать клиенту на выбор большое количество сложных продуктов или схем. Одна из главных идей private banking – не только управлять деньгами, но еще и облегчать жизнь. Поэтому каждый должен быть способен понять, что ему предлагают, и надо иметь дело с такими частными банкирами, которые могут сделать ваше существование немножечко более простым и удобным. Бессмысленно проверять состояние своего счета чаще, чем раз в несколько месяцев. К банкиру, так же как и к врачу, необходимо иметь безусловное доверие. В индустрии есть устоявшиеся имена, именно с ними следует иметь дело. Отдавать свои деньги милым ребятам, которые вчера появились на рынке, не стоит. Репутация фундаментально важна. Второй ключевой пункт – контакт с менеджером, ваша способность понять друг друга. Идеальная конструкция, как мне кажется, – российский банкир в западном банке.
90% клиентов индустрии wealth management не имеют никакого понятия о размере непрямых платежей своим управляющим. А чем альтернативнее предлагаемый продукт, тем он оказывается дороже. Ты считаешь, что это залог выживания всего сектора или его болезнь?
Да, это правда. Клиенты не понимают, сколько они платят. Но индустрия, конечно, не живет за счет этого, речь ведь об условных нескольких тысячах долларов с миллиона. А состоятельные люди думают в других терминах и часто боятся задать вопрос, который как бы не понравится банкиру. «Забуду я про эти две-три тысячи, все равно больше заработаю», – думают они. И в общем, правильно. Пускай люди не понимают реального масштаба своих трат, но это все равно не повод для волнений. Беспокоиться надо об управлении портфелем.
Некоторые эксперты утверждают, что кризис развивается по W-траектории и мы только приближаемся к его середине. А значит, находимся на коротком подъеме. Можно ли возразить этой точке зрения?
Это говорит, например, Иван Пикте, которого я хорошо знаю и отношусь к нему с большой симпатией, но мне кажется, что в разных странах кризис развивается по-разному. Если говорить о нас, то Россия подходит к периоду медленного восстановления и стагнации. От быстрого взлета мы так же далеки, как и от быстрого падения. Резких скачков траектории сейчас бояться не надо, наиболее реальный сценарий, и его можно считать опасностью, – это все-таки медленный рост, а никак не буква W или V.
Глубоко ошибочно убеждение, что денег хватит на все, а связанный с этим оптимизм и есть фундаментальная причина кризиса. Не знаю, сколько времени может пройти между одной и другой рецессиями. Но все в мире ускоряется, и, наверное, этот шаг должен становиться короче.
В начале прошлого лета возникало ощущение, что весь мир ждет целый град корпоративных дефолтов, а теперь многим кажется, что все кончилось не так уж и плохо.
Ничего себе «не так уж плохо». У «Альфа-Банка» сейчас очень много активов, принадлежавших обанкротившимся компаниям. Так что дефолтов было огромное количество. Конечно, экономику закачали ликвидностью, и это кому-то помогло, но многие все равно столкнулись с неразрешимыми проблемами. Наверное, есть такие, кто будет говорить о recovery, но это вопрос оценки. Если внимательно посмотреть на ситуацию через «Альфа-Банк» и его деятельность, то становится понятно, что многие компании перестали существовать. А на Западе исчезли инвестиционные банки, работавшие по 200 лет. Не так уж и плохо? По-моему, хуже бывало редко.
Мир развивается слишком быстро, но докризисная финансовая система умела производить достаточно средств для оплаты сколько угодно дорогих ресурсов. Сверхвысокие цены на нефть не были проблемой, денег, и даже длинных, всегда хватало. Что-нибудь принципиально изменилось? Какой голод придет первым – ресурсный или финансовый?
Я не очень понимаю, как в таких терминах можно говорить. Каждые несколько лет, за которые не возникает нового кризиса, в мире появляется ощущение конца истории. Все преодолено, денег достаточно, инфляции и спада не будет, а будет неуклонный рост. Эти впечатления всегда оказываются ошибочными.
Я подумаю о конструкции, при которой дети не получат денег до какого-то весьма зрелого возраста, причем большую часть своего состояния отдам на благотворительность. Дети, разумеется, получат не дырку от бублика, однако то, что им достанется, будет от нее не очень далеко.
Наступает новый кризис и резкая нехватка ликвидности. Оказывается, что многим просто нечем платить. Поэтому глубоко ошибочно убеждение, что денег хватит на все, и связанный с этим оптимизм и есть фундаментальная причина кризиса. Не знаю, сколько времени может пройти между одной и другой рецессиями. Но все в мире ускоряется, и, наверное, этот шаг должен становиться короче. Только здесь лежит проблема определения самого кризиса, ведь они все разные. Это как с генералами, которые всегда готовятся к прошлым войнам, а экономисты точно так же ждут проблем, уже произошедших. У нас был кризис государственного долга, и никто не думал, что мы станем свидетелями кризиса внешнего корпоративного долга, усиленного падением доходов частного сектора от экспорта. А следующий кризис будет точно другой, и подготовиться к нему очень трудно. Сейчас все борются с деривативами и напридумывают такое, что деривативы гарантированно не вызовут новой рецессии. Но ее вызовет что-нибудь еще.
Еще один вопрос о кризисе, но уже персональном. Ты коллекционер с почти 20-летним стажем, наверное, уже купил все, что хотел. Или такой проблемы не было, нет и не будет?
Всегда можно что-нибудь собирать. Постоянно возникают новые идеи. Свои коллекции фарфора и живописи я практически собрал, однако я, безусловно, переключусь на что-то другое. Это такая страсть, которая должна удовлетворяться. Не будет картин, начнем марки собирать.
Ты один из немногих последовательных собирателей. Можешь объяснить, что именно ты коллекционируешь и почему?
Я в своей жизни, как все советские дети, собирал марки. А если точнее – спорт. У меня была большая коллекция, и на втором курсе я ее продал за хорошие деньги. Собирал модельки машин Matchbox, которые мне папа привозил со всего мира. Их я тоже продал. Третьей коллекцией стала русская живопись постреализма и предавангарда, четвертой – советский агитационный фарфор. А сейчас я начал активно собирать русскую майолику, керамику.
Какую роль в твоих коллекционных успехах играл рынок? И какой частью своего собрания ты особенно гордишься – может быть, «Бубновым валетом»?
Лучшая часть собрания, ты прав, – это «Бубновый валет». То, что его так много, – это везение и упорство. Мне, во-первых, помогло знакомство с семьей Кончаловских, а во-вторых, я приобрел коллекцию Ларионова и Гончаровой у Вильденштайнов. Это было потом, а сначала мне помогал покупать рынок. Точнее, я оказался на несколько лет впереди рынка. Первые три-четыре года, как сейчас выясняется, я покупал чрезвычайно дешево. Но больше мне никто помощи не оказывал. Я никогда не спрашивал и не слушал советов, что именно мне приобретать, решал самостоятельно, но просил рекомендаций по ценам. Дилеры хорошо понимают, сколько и за что надо платить, какие есть аналоги на рынке. Я не берусь определять инвестиционную ценность полотна, но качество работы я определяю только сам. К тому же понравившиеся вещи покупаю практически независимо от цен, так что и к тем советам, которые приходится брать у консультантов, я прислушиваюсь достаточно условно.
Я никогда не спрашивал и не слушал советов, что именно мне приобретать, но просил рекомендаций по ценам. Арт-дилеры хорошо понимают, сколько и за что надо платить. Я не берусь определять инвестиционную ценность полотна, но о качестве работы сужу самостоятельно. К тому же понравившиеся вещи покупаю практически независимо от цен.
В России постепенно появляется второе поколение богатства. Но если наследники не проходили по пути отцов, как научить их ценить то, что они имеют? Как им привить правильное отношение к деньгам или к произведениям искусства, которыми владеет семья?
Меньше оставлять детям. Только так можно решить эту проблему. А если дети способные и разумные, это не повод быть безответственно щедрым. Они способные, значит, тем более сами заработают. Это не жадность во мне говорит. Оставлять деньги можно в том случае, если они не ломают судьбы. Некоторые дети, получив богатство, становятся никем. Им не надо управлять своим делом, следить за рисками, не надо работать, потому что у них уже все есть. И это беда. Оставить 35-летнему миллионеру миллиард – не проблема, потому что он этот миллион заработал сам и с миллиардом как-нибудь справится. Оставить 18-летнему разгильдяю миллион – значит сломать ему жизнь. Вот в этом возрастном разбросе и надо принимать решение. Отец может обеспечить деньгами на образование, а потом, если у детей что-то будет получаться, создать для них какой-нибудь траст на будущее. Важно дать им возможность заработать самим и предотвратить возможность развратить себя деньгами. У меня масса таких примеров. Когда я говорю, что необходимо оставить как можно меньше, я о детях своих и думаю. Поэтому траст. А если подумать о произведениях искусства, то, по-моему, идеальное решение – это частный музей. Он навсегда остается в семье, и, тем не менее, никто не может ничего продать. Берите плату за вход и живите на это. То же самое с трастом. Он ваш, но занимаетесь им не вы, а независимый управляющий. Не знаю, можно ли его юридически «взломать», но я подумаю о конструкции, при которой дети не получат денег до какого-то зрелого возраста, причем большую часть состояния отдам на благотворительность. Не хочу сломанных жизней. Конечно, они не будут умирать с голоду, но серьезные деньги не предназначены для подростков или просто молодых людей. Я сейчас говорю предельно честно, дети, разумеется, получат не дырку от бублика, однако то, что им достанется, будет от нее не очень далеко.