Какое у Вас самое раннее детское воспоминание?
Помню коммунальную квартиру в Москве, на Октябрьской площади. Обстановка в комнате сохранилась в памяти почти с годовалого возраста, помню, где стояла моя кроватка, родителей помню, правда, скорее только образы, ощущения и даже запахи. Такая простая русская атмосфера.
Вам уже с самого начала хотелось поменять что-то в своей жизни?
Не задумывался. Я рос счастливым ребёнком и был просто доволен жизнью. Ничего особо ломать не хотелось. Только развиваться.
Где же тогда ген революции? Ваш дед ведь был красным латышским стрелком. Этот адреналин бунтарей у нас, латышей, в крови?
Во мне течёт разная кровь, не только латышская – так же много примеси еврейской и русской крови. Поэтому выделить из этой смеси именно латышские гены будет трудно. Когда я хотел что-то поменять в жизни, не знаю, было ли это проявлением моей «латышскости». Революционерами были у меня не только мои латышские предки, евреи тоже очень страстно и активно участвовали в преобразовании мира.
Вы хорошо знаете историю своей семьи?
Да, я её специально изучал и искал родственников. Латышская линия идёт от деда, который вышел из яунпиебалгских крестьян среднего достатка. Это была большая семья, в его поколении было три брата и три сестры. Он, Янис, был старшим, родился в 1895 году. В возрасте двадцати лет, в 1915 году он пошёл служить в царскую армию и отправился на войну. До этого он не только окончил школу, но уже успел поучаствовать в революционной деятельности. Вся семья придерживалась левых взглядов, как и большинство в Яунпиебалге в те времена. Там было мощное социал-демократическое движение, дед тоже поддался этой пропаганде и уже в юности вступил в коммунистическую партию (тогда РСДРП). Он попал в Латышскую стрелковую дивизию, воевал на фронте и вместе со всей дивизией перешёл на сторону красных большевиков. Интересно, что дивизию, которая позднее вернулась в Латвию, возглавлял мой тёзка – Петерис Авен, который также был из Яунпиебалги. Однако родства с ним я не нашёл, по крайней мере, не в последних поколениях. Мой дед и один из его братьев остались в России, у них была довольно типичная биография красных латышских стрелков. Дед дорос до офицера и, как это ни печально, стал чекистом. Он ещё во времена латышской дивизии был сотрудником следственной части, вместе с другими стрелками воевал в Поволжье, а после революции работал в органах безопасности ЧК города Петрограда. Затем через некоторое время был командирован в Москву, где его назначили на работу в «Помгол», что означает «помощь голодающим». По поручению этой организации он много ездил – в Поволжье, на Урал, куда они доставляли хлеб. Именно там в 1922-м году он повстречал мою русскую бабушку Нину Васильевну. Они поженились и переехали в Москву. Благодаря работе в ЧК дед был связан также с разведкой. Ещё до рождения моего отца он отправился в Швецию. Думаю, это была чисто шпионская работа, после которой он получил повышение и работал в Коминтерне[1], возглавлял литературный подотдел. Однако, поскольку он участвовал в латышском троцкистском движении, то скоро его карьера завершилась, и из Коминтерна его «турнули». Какое-то время он занимал скромные должности в каком-то незначительном сельскохозяйственном институте, переходил с одной должности на другую и, очевидно, впал в немилость. В 1934 году его арестовали и сослали в Магадан. По решению второго суда в 1937-м его там же и расстреляли. К счастью для нас в 1929 году бабушка с ним разошлась, поэтому осталась жива сама и спасла маленького сына. Но и её коснулись репрессии – бабушка была педиатром, работала в кремлёвской больнице, из которой её уволили как «жену троцкиста». В протоколах допроса дед утверждает, что связей с семьёй не поддерживал, однако это было ложью. Они жили недалеко друг от друга и Виделись время от времени. Мой отец, которому на момент ареста деда было семь лет, хорошо его помнил.
Оглядываясь назад, как Вам кажется, то, что произошло с красными латышскими стрелками в России, было справедливо?
Справедливость в том, что они получили по заслугам. Я считаю, что латыши сыграли ужасную роль в российской революции. Во-первых, для них это была чужая земля, и именно так они к ней и относились. В деле по обвинению моего деда я читал донесения о том, что «он смеялся и издевался над русским народом». Эти донесения о нём накапливались ещё с двадцатых годов, и я думаю, что это было частично правдой. Русские в то время для латышей были оккупантами, и вели они себя соответственно – безжалостно. Во-вторых, существует версия, что Вациетис вёл переговоры с немцами о сдаче Петербурга в обмен на гарантии независимости Латвии. Большая часть латышской военной элиты только поэтому начала сотрудничество с российскими революционерами, чтобы как-то выторговать свободу для своей страны, основать собственное государство. Эту тему в последний год своей жизни изучал Егор Гайдар[2], его это очень интересовало, хотя никакого родства с латышами у него не было. Так или иначе, определённая связь латышских стрелков с немцами, финнами и Юденичем[3] кажется несомненной. Также фактом является то, что верхушка ЧК вначале преимущественно состояла именно из латышей! Только потом их сменили евреи, но всех в конце концов превзошли русские.
Каково Ваше эмоциональное отношение к революционному времени?
Это, несомненно, кровавая страница истории, и гордиться тут нечем. Практически все латышские стрелки в России были уничтожены в 1937 году. Если кто-то и выжил, то только из рядового состава. Из тех, кто делал карьеру или был при должности, ни один не спасся. Все заплатили жизнью. В 1940 году и мою прабабушку выслали из Латвии в Сибирь, где она умерла, сестру деда тоже депортировали, хотя вся семья придерживалась достаточно левых взглядов. Вот так латышская семья, которая со всей убеждённостью поддержала российскую революцию, сама попала в русскую ссылку – драматичная, даже трагическая ситуация. Но именно этот трагический конец искупает то, что причинили России красные латышские стрелки.
Вы первый в моём исследовании, кто их так строго осуждает…
Это была трагедия, и не всё мы знаем, не всё понимаем. Но я ярый противник большевизма, поэтому и осуждаю ту кровавую революцию, которая делалась в том числе и латышскими штыками. У меня нет к ним симпатий.
Но это единственный раз в истории, когда латыши изменили будущее всего мира!
Не стоит преувеличивать роль ни латышей, ни евреев в этих событиях. В любом случае это была и остаётся российская революция, русский народ сам изменил свою судьбу.
Стрелков не особо любили как в России, так и в независимой Латвии…
Да! Мой тёзка, уже упомянутый Петерис Авен, который являлся первым латышским полковником в российской армии, выдающийся человек, впоследствии был командиром полка латышских стрелков, вернувшись на родину, никакой карьеры больше не сделал. Его отодвинули в сторону, хотя у красных он воевал не так долго. Так получилось, что его не ждали и у себя дома. Поэтому многие, чувствуя, что для родины они чужие, остались в молодом советском государстве. Но Москва в то время, в двадцатые годы, очень сильно изменилась к худшему. Как писал выдающийся культуролог Вальтер Беньямин о зиме 1926-1927 года – атмосфера ужасная, город (Москва) словно большая ночлежка, ощущение, что уехала вся интеллигенция. Левые – это поистине разрушительная сила, и мой дед был очень левых взглядов. Другой вопрос – понимаем ли мы, почему так произошло, почему они стали троцкистами?
И каков Ваш ответ?
Надо отдавать себе отчёт в том, какие в то время были условия жизни в Латвии. Хотя, на мой взгляд, левое мышление является заблуждением и почти что болезнью, но и среди этих людей было много совестливых и порядочных, остро переживающих социальную несправедливость. Поэтому они так активно включились в социал-демократическое движение, хотели изменить весь мир, но всё это закончилось печально.
Но многие по-прежнему настаивают на том, что стрелки боролись за идеалы и были бескорыстными.
Да, изначально они определённо были идеалистами. Но, как зачастую случается в истории, именно идеалисты становятся палачами. Эти полюса не так уж далеки друг от друга.
Я всегда говорила, что живые меня интересуют больше мёртвых. Но красные стрелки у меня по-прежнему вызывают интерес. В их истории до сих пор очень много загадок
Ну, то, почему они пошли на войну, понятно – мобилизовали и всё. Но почему они перешли к большевикам, мне и теперь до конца не ясно. Ну, да – левые настроения у них были, это правда, и это легко объяснить – латыши были национальным меньшинством в России, они были угнетёнными, остро чувствовали несправедливость, они не любили империю, и им, по правде, не за что было её любить… Именно это чувство несправедливости заставило их примкнуть к большевикам, это было естественно. Социально и ментально они были ближе к красным, чем к белым. Вторая мысль – в качестве платы они надеялись получить независимость Латвии.
Звучит как сделка!
Подробностей мы не знаем, но это, несомненно, очень интересный момент истории обеих стран. Я удивляюсь, почему в Латвии это по-прежнему серьёзно не изучается. Странно. Жаль, что Гайдар не успел, ему это казалось очень важным.
Как можно прочесть в литературе и понять из рассказов участников событий, для многих тогдашних молодых людей это было невероятным приключением! Особенно лётчикам или другим авантюристам не было даже важно, на какой стороне воевать, только бы можно было летать. Двигаться вперёд!
Согласен, это было приключением, несомненно. Для меня по-прежнему остаётся загадкой, почему мой дед после поездок в Швецию не вернулся оттуда в Латвию. Он переписывался с родителями, с сёстрами, его ждали. Даже бабушка, уже будучи в положении, навещала его в Стокгольме, они же могли вместе поехать в Латвию! Сесть на паром и сбежать отсюда – дед же должен был понимать, что в России происходит. Очевидно, у него был совершенно другой взгляд на мир, чем у меня. Возможно, им двигала жажда приключений
Или он надеялся изменить мир?
Как убеждённый коммунист – пожалуй! Хотя условия жизни у них были очень скромные, все жили в коммунальных квартирах, голодные и бедные. Меня всегда удивляло то, почему так много современных мужчин интересуется историей, войной, участвует в реконструкции битв… Наверное, у них просто скучная жизнь. У меня нет, у других да.
Так у Вас есть с чем бороться в реальной жизни?
И бороться, и просто работать. Я очень, очень занят. Но мы говорим не обо мне. Только о стрелках.
Вы историю своей семьи знали с самого раннего возраста?
Нет. В документах у моего отца и у меня была запись – латыш, в школьном журнале тоже. Национальность – латыш! Я знал, что у фамилии такое происхождение, но и только. Однако в сознательном возрасте, лет в 15, я начал сам интересоваться. Было несколько фотографий, дедушкино свидетельство о конфирмации, какие-то банковские бумажки на немецком языке… Я знал отдельные биографические факты, но не всю историю. В семье об этом не говорили. Латышского языка мы не знали и с латышскими родственниками не встречались. Вот и всё – минимальные знания и миф о латышском происхождении. Отцу[4] за время карьеры учёного несколько раз предлагали переехать в Ригу, пойти на повышение, но мать была против. Так и остались в Москве. Только на лето ездили в Юрмалу отдыхать, но никаких родственных связей не искали. В конце восьмидесятых отцу неожиданно позвонила женщина из Народного фронта Латвии. В то время в Академии наук СССР было всего два латыша члена-корреспондента, одним из них был мой отец. Ему предложили позиционироваться как латышу и связаться с Народным фронтом, но он не хотел заниматься политикой. Он также честно признавал, что является латышом только по записи в паспорте, языка не знает, поэтому было бы неправильно козырять своим происхождением. Женщина из Народного фронта оказалась очень понимающей и отзывчивой. Мы оставили ей все данные о семье в Латвии, и уже через месяц она нам звонит – всё нашла! В нашем родовом хозяйстве ещё жила младшая сестра и другие родственники моего деда, которые о нашем существовании даже не подозревали.
Позднее осенью девяностого года мы вдвоём с отцом приехали. Взяли в Риге в аэропорту такси – в Яунпиебалгу! Выехали, уже поздний вечер, а к дому не попасть, надо трактор. Остались в школе на матрасах. Отец, уважаемый человек, профессор, лауреат Государственной премии, но ничего, переночевали в спортзале. Учителя были очень приветливые, светлые люди, хорошо приняли. Утром было холодно, воскресенье, нашли трактор и приехали в дом, который в 1855 году построил дед моего деда. Дома была тётя отца и родственники её мужа, Авены и Миляйсы, все сначала настроены к нам очень скептически. Тётя была учительницей музыки, хорошо говорила по-русски, поскольку была выслана в Сибирь, остальные почти не говорили. Потом была такая трогательная картина – в доме стояло старинное пианино с фотографиями. На одной из них отец узнал себя, младенца на руках у матери. Фотографию в 1927 году прислал мой дед. У нас с собой была точно такая же. Поставили обе рядом, и все сомнения в родстве исчезли.
Тёте было уже 87 лет, вскоре после нашего приезда она умерла. А мы всё воскресенье в тот раз провели в разговорах, перелистывая альбомы и распутывая семейную историю. Отец оказался единственным наследником по отцовской линии, но мы от всего отказались в пользу родственников. Трагично, но из такой большой семьи, шестерых детей, нас всего два потомка – я и мой троюродный брат. У него сын, у меня сын и дочь, но это так мало.
Вы много путешествовали…
… мягко выражаясь!
Почувствовали ли Вы что-то особенное на этом клочке земли?
Конечно, как любой нормальный человек, который попадает в дом своих предков. Эта связь ощущается духовно и физически. Я стал всё чаще ездить в родные места. Знакомился с церковными книгами, хранящимися несколько веков, читал имена своих предков, годы жизни… На кладбище у нашей семьи целый участок, сначала на крестах – Awen , потом на памятниках – Avens. Начали восстанавливать или, скорее, заново построили красивую Яунпиебалгскую церковь. Конечно, для меня важно, что это церковь именно моих предков, в которой крестилось пять, шесть, а, может, и все десять поколений Авенов. Это чувство принадлежности очень важно, оно воодушевляет. Так понемногу интегрируюсь, снова врастаю в землю предков. Купил землю, строю дом, восстанавливаю школу, работает благотворительный фонд «Поколение»…
Школа – это хорошо! Только детей становится всё меньше… /strong>
То, что из Латвии уезжает так много трудоспособных молодых людей, конечно, очень плохо. Только этот вопрос надо решать латвийским политикам. Рано или поздно эти люди будут утрачены для Латвии, для латышскости. Кто-то станет англоговорящим, кто-то русскоговорящим…
В России тоже много латышей?
На заработки сюда массово не едут, здесь потомки этнических латышей или люди, приехавшие по личным причинам. На высоких должностях тоже есть латыши, например, Александр Аузан, декан факультета экономики Московского университета. Я всем послам Латвии говорю – занимайтесь диаспорой, не потеряйте тех латышей, которым нравятся российские просторы. Латышей мало, не предавайте своих.
Когда мы снимали фильм[5] о секте Виссариона…
…она латышская?
Нет, но именно латыши первыми бежали в обетованный Город Солнца! Об этом мы тоже говорили – как только в России что-то новое и безумное – революция, ударная стройка или новый Иисус – латыши тут как тут!
Возможно. Мобильности и харизмы латышам не занимать. Хочется новых горизонтов и достижений. Есть желание, активность, воля. Я бы даже сказал – такая удивительная активность! Во время революции и эстонцы, и литовцы были в той же ситуации, но именно латыши сыграли столь убедительную роль в мировой революции.
Вы успешный человек. Что Вас сделало таким?
В своих делах найти закономерности ещё сложнее, чем у других. То, что так много латышей, так же как и евреев, было увлечено красной идеей, с высоты времени кажется само собой разумеющимся – граждане угнетённой нации, стремящиеся к лучшей жизни. Свой успех я не анализирую. Но внешне я похож на своего латышского деда. Мы оба увлечены литературой, словесностью. Вроде бы, дед написал автобиографический роман, но он затерялся после арестов. Бабушка помнила его название – «Рельсы гудят». Я тоже пишу, раньше занимался политикой. Унаследованы ли эти занятия, гены активности, так же как и внешность, именно от латышского деда? Не знаю. Но вполне возможно.
Существует мнение, что не бывает ни хороших, ни плохих времён, есть только…
…время больших или меньших возможностей.
И какое сейчас?
В России, так же как и в Латвии, недавно было время очень больших возможностей. Теперь всё немного меняется.
Как именно?
Но мы же говорим о латышских стрелках!
А они своё время использовали или упустили?
Использовали на все сто процентов. Последствия ощущаем до сих пор.
Оригинальный текст интервью доступен на сайте «Латвияс Авизе»: http://www.la.lv/godiga-staja-pjotrs-avens-ekskluziva-intervija-majas-viesim-par-savu-dzimtu-un-latviesu-sarkanajiem-strelniekiem/
[1] Коминтерн – всемирная коммунистическая организация (1919-1943), идеей которой являлась мировая коммунистическая революция, которую необходимо осуществить любыми средствами
[2] Бывший премьер-министр России, известный экономист и политик (1953-2006), автор экономической реформы девяностых годов, которую называли «шоковой терапией»
[3] Офицер армии Российской империи, генерал (1862-1933), в Гражданской войне выступал на стороне белых, помогал освобождать Эстонию, но потерпел поражение в боях за Петроград
[4] Авен Олег Иванович (1927 – 1992) – член-корреспондент АНССР, профессор, специалист в области вычислительной техники
[5] «Последователи» (‘’Sekotāji’’) (2001 год, Киностудия фильмов о живой природе и окружающей среде (Vides Filmu studija)) – документальный фильм о переселенцах, приверженцах секты Виссариона из Латвии, которые строят в Сибири утопический Город Солнца; режиссёр Андис Мизиш, сценарист Элвита Рука
